Зарубежная Россия vs русская диаспора в межвоенный период

2024

Quaestio Rossica, Vol 12, Iss 1 (2024)

Статья посвящена дискуссионной проблеме современной историографии – целесообразности введения понятия «Зарубежная Россия» при исследовании российской эмиграции 1920–1930‑х гг. наряду с дефиницией «диаспора». Задача осложняется отсутствием унифицированного категориального аппарата, многообразием трактовок. Проблема решается на основе структурного и конструктивистского подходов, сравнительного анализа. Авторы предлагают собственную классификацию идентифицирующих признаков диаспоры, выделяя географический (территориальный), социальный, политический, культурный, ментальный блоки. Феномен Зарубежной России анализируется через призму диаспоризации. Показан процесс институционализации российской эмиграции 1920‑х гг., что сближает ее с диаспорой. Однако состав ее, в отличие от диаспоры, был полиэтничным. Доминирующей тенденцией стало сохранение не этнической, а культурной и гражданской идентичности, определившей структурообразующий лейтмотив деятельности, направленной на конструирование своей «России за рубежом». Однако, отказавшись от гражданства Советской России / СССР, признавая советскую власть нелегитимной, эмигранты безуспешно пытались закрепить юридическую связь с государством, исчезнувшим с политической карты мира, пытаясь отстоять старые паспорта. Векторами рефлексивной деятельности с мифопорождающим потенциалом стали демонстративное противопоставление всему советскому, сохранение национального самосознания и традиционных ценностей (в отличие от рожденных в революции), этического кодекса, социальных норм, обоснование миссионерской роли эмиграции. Из множества институтов, претендовавших на то, чтобы стать преемственным органом власти, выделяется Совет бывших послов во главе с М. Н. Гирсом, сосредоточивший в своих руках кадровый, финансовый, материальный и организационный потенциал, имевший представительство при международных организациях, в том числе в Лиге Наций в Женеве. Заграничный дипломатический корпус стал охранителем идеи общерусской государственности. Отлаженные коммуникативные связи помогли осуществлять несвойственные ему приспособленные к новой ситуации задачи, сосредоточенные прежде всего на урегулировании правового положения беженцев. Сделан вывод о консолидирующей функции как мифотворчества, так и деятельности, направленной на воспроизводство атрибутов государственности. «Государствообразная форма бытия» способствовала сохранению русского языка, национального самосознания, созданию системы русских образовательных учреждений, институтов исторической памяти. Обреченность Зарубежной России была обусловлена как ее консерватизмом, так и конфронтацией с родиной. Разделение на две России не могло нести в себе позитивного потенциала. Зарубежную Россию можно характеризовать как диаспору, но этот феномен выходит за рамки даже того широкого спектра идентификационных признаков, которыми сегодня наделяют диаспору.

article

German
English
French
Russian

Ural Federal University, 2024.

российская эмиграция 1920–1930‑х гг., диаспора, Зарубежная Россия, беженцы, идентичность, мифотворчество, М. Н. Гирс, Совет бывших послов, History of Russia. Soviet Union. Former Soviet Republics, DK1-4735